Летописцы
прошлого упоминают имя Халафа с большим почтением. Все сходятся
на том, что обаянием своей личности, умом, храбростью он превосходил
всех современных ему монархов. Его познания в науках были велики,
и даже мистический смысл всего написанного в Коране был открыт
ему мудрыми и усердными учителями. За свои достоинства он получил
прозвание "Феникс Востока". Участвуя в заседаниях государственного
совета своего отца, ногайского хана, он был украшением всего собрания;
в военное время при любой необходимости он становился во главе
войск всего государства. Соседние страны перестали высылать полководцев,
дабы испытать его силу: он неизменно одерживал победы и всегда
торжествовал над врагом. С некоторых пор ни один государь не осмеливался
беспокоить царство ногайских татар (1), где правил отец Халафа
- Тимурташ (2).
Так продолжалось до тех пор, пока однажды ко двору Тимурташ не
прибыл посол от хорезмского султана. Он потребовал, чтобы государство
ногайских татар отныне и в будущем платило подать султану под
угрозой немедленного вторжения. "Если хан Тимурташ откажется
мне платить дань, - передал гонец слова своего повелителя, - то
в поход на него из Хорезма (3) выступит войско в двести тысяч
человек, и оно лишит его не только трона, но и жизни".
Тимурташ тут же созвал советников. Государственные мужи, и с ними
Халаф, затворились для обсуждения этой угрозы. Наследник ногайского
престола высказал мнение, что следует ответить отказом, и советники
с ним согласились. Таким образом, посол уехал ни с чем.
Хан
Тимурташ с сыном стали готовиться к войне. Они разослали в соседние
страны гонцов с известием обо всем происшедшем и с предложениями
военного союза. Тамошние правители все согласились принять участие
в походе против хорезмского султана и выставить кто сколько
может вооруженных воинов; среди прочих государь Гиркании (4)
обещал прислать на помощь ногайскому хану пятьдесят тысяч человек.
Хорезмский султан тем временем выступил в поход и достиг Дженда
(5). Халаф подождал, пока обещанныё соседями отряды прибудут
и объединятся под его началом, и тоже двинулся в направлении
Дженда, но не успел он достичь своей цели, как один из посланных
вперсд наблюдателей вернулся с известием, что неприятель находится
уже в поле зрения: султан выиграл время и готовился к битве.
Тогда Халаф приказал своим воинам остановиться и перестроил
их для сражения.
В то же утро бой начался - армии двинулись навстречу друг другу,
сошлись и бились до самого вечера. С наступлением темноты было
решено прекратить сражение, а утром возобновить. Но этой же
ночью полководец, присланный из Гиркании, пробрался к шатру
хорезмского султана и заключил с ним отдельное перемирие. Он
поклялся султану, что бросит ногайское войско и уйдет со своим
отрядом с поля боя - если только султан пообещает ему никогда
в будущем не требовать никакой дани с царя Гиркании. Султан
согласился, и тот военачальник вернулся к себе в палатку.
Наутро, когда настало время вновь взять в руки оружие, пятьдесят
тысяч воинов отделились от армии союзников и повернули в том
направлении, где была дорога в Гирканию. Обрадованные этим предательством,
хорезмийцы бросились в атаку. Они бились яростно, окружили ногайское
войско со всех сторон и в конце концов разбили его наголову.
Халафу едва удалось бежать. Преследуемый шестью тысячами всадников,
он во главе отборного отряда пробился из окружения и окольными
дорогами доскакал до Астрахани, которая была столицей их государства.
Там его дожидался отец. Услышав о том, что Халаф потерпел полное
поражение, хан Тимурташ исполнился скорби: а через некоторое
время, прискакал один из его военачальников с известием: "Хорезмский
султан направляется к Астрахани со всем войском. Он делает быстрые
переходы и вот-вот будет здесь. Всю семью ногайского хана он
собирается предать смерти!".
Тогда Тимурташ раскаялся в том, что не пожелал платить дани.
Но, как гласит арабская пословица, "раскаяние приходит
слишком поздно, когда от города Басры осталось лишь пепелище".
Времени уже оставалось мало, и хан с женой и сыном выбрали самое
драгоценное из казны и в сопровождении нескольких придворных
покинули город. Они направились в сторону
Булгарии - более могущественного государства, и намеревались
там попросить убежища.
Переходя
через Кавказские горы (6), хан и его семья попали в лапы разбойников.
Только небольшой отряд воинов сопровождал Тимурташа и его приближенных,
разбойников же было великое множество: они обитали, в этих горах
постоянно. Халаф со своим отрядом оказал грабителям сопротивление
и перебил немало нападающих, но в конце концов его силы иссякли.
Разбойники одержали верх, набросились на драгоценности, которые
хан взял с собой из Астрахани. Всех оставшихся в отряде они
убили, даже придворных, пощадив лишь ханскую семью. Тимурташ,
его жена Алмас и наследник престола Халаф лишились всего: грабители
оставили их на склоне горы, раздев до нитки.
Хан, видя себя в таком унижении, задумался, не покончить ли
ему счеты с жизнью. Алмас рыдала. Один Халаф сохранил присутствие
духа. Тяжесть последнего несчастья не сломила его.
- О отец мой! О мать! - говорил он. - Не давайте отчаянию овладеть
вами, соберитесь с духом. Быть может, небо над нами сжалится
и после всех горестей пошлет нам более счастливые дни?
В конце концов, ему удалось их убедить.
- Ты прав, сын мой, - сказал ему хан, - нам следует покориться
воле Всевышнего...
И они двинулись пешком, потому что разбойники забрали лошадей.
Некоторое время они шли, спускаясь в долины и отыскивая там
фруктовые деревья, плодами которых они питались. Потом на их
пути оказалась пустыня, где уже не было ни воды, ни фруктов.
Ханша едва плелась от усталости. Тимурташ снова пришел в уныние.
Халаф из последних сил взвалил себе на спину мать и перетащил
ее на некоторое расстояние, потом помог и отцу. Так, перенося
их одного за другим, он добрался до таких мест, где кругом виднелись
обрывы и пропасти. И хан, и его жена, и Халаф были голодны,
измучены долгой дорогой и жаждой; увидев бездонную пропасть,
жена Тимурташа от ужаса вскрикнула не своим голосом. Хан опять
впал в отчаяние. Его ярость на судьбу была так велика, что он
решил немедля броситься с обрыва.
- Я хочу избавить себя наконец от злого рока, который ведет
меня и играет мной, как хочет. Любая смерть хороша, если она
освобождает от несчастной, презренной жизни.
- Отец, - возразил ему Халаф. - Вы же сами сказали, что надо
покориться воле Всевышнего? Так вот какова ваша покорность!
Почему вы так торопитесь предать себя смерти? Пусть будет моей
заботой найти выход из этого ужасного места, если мы не смогли
перебраться через эти пропасти все втроем. Отдохните ж немного,
успокойте отчаяние, кипящее в вашем уме, а я тем временем отправлюсь
на поиски. Я скоро вернусь. И хан ответил ему:
- Ступай, сын мой. Не беспокойся о нас, мое отчаяние скоро пройдет.
Юноша
отправился искать дорогу через пропасть и, не видя нигде перехода,
стал спускаться, огибая ту возвышенность, на которой он оставил
родителей. Он уже не надеялся найти путь на равнину и от горя
бросился на землю; с рыданием и стонами он дал волю тоске, умоляя
небо помочь ему и облегчить участь ханской семьи. Потом он собрался
с силами и опять поднялся, чтобы следовать тропинкой, которая
была перед ним; она привела его к дереву, от которого виден
был проход на равнину. Под деревом бил чистый ключ. Халаф огляделся
и обнаружил еще несколько деревьев, ветви которых были отягощены
съедобными плодами.
Вне себя от радости, он бросился обратно по тропинке с радостны
м известием.
Тимурташ и Алмас, его престарелые родители, почувствовали себя
на вершине счастья, когда сын сообщил им о своем открытии. Они
усмотрели в этом несомненную благосклонность судьбы и уверовали
в то, что их несчастьям скоро придет конец. Халаф отвел родителей
к тому дереву, и они омылись в источнике и утолили жажду. Потом
юноша набрал спелых плодов, и, отведав их после длительного
воздержания, Тимурташ и Алмас решили, что вкус у них восхитительный.
- О государь, - обратился затем Халаф к хану. Видите, небо над
нами сжалилось. Я умолял судьбу, чтобы она послала нам спасение
свыше, - и вот мы спасены! Господь не остается глух к тем, кто
полагается на его волю.
Три дня хан с женой и сыном отдыхали у источника; затем набрали
в дорогу еще плодов и двинулись к равнине. Через некоторое время
вдали показался город. Путники решили дождаться темноты и сделали
привал вблизи городских ворот: они стыдились своего жалкого
вида. Не желая вступать в город при свете дня, Тимурташ и его
семья расположились в тени какого-то дерева; через некоторое
время к воротам подошел пожилой человек и также свернул к этому
дереву. Он сел на землю рядом с ханской семьей.
- Как называется город? - спросил его Тимурташ, и старик ответил:
- Яик (7). Здесь начинается река Яик
(8). Я вижу, вы пришли издалека, о странники? Вы не знаете Яика,
столицы нашего царства?
- Да, мы издалека, - подтвердил хан.
- Тогда знайте, что нашим царством
правит Илeнджи-хан, чье местопребывание и двор - в этом городе.
- А мы - из Хорезма, - сказал Тимурташ, - и жили на побережье
Каслийского моря. Вместе с несколькими другими купцами мы отправились
в путешествие в страну кипчаков, но по дороге разбойники ограбили
наш караван, и вот мы пешком брели через Кавказские горы, не
разбирая пути, пока не добрались до этого места.
Старик был тронут страданиями, выпавшими на долю ханской семьи,
и предложил им свой кров. Когда стемнело, все вчетвером они
вошли в город, и старик отвел Тимурташа, Алмас и их сына к себе
домой. Там он сразу же подозвал к себе одного из слуг и послал
его в лавку. Слуга вскоре вернулся в сопровождении двух приказчиков:
один из них тащил большой тюк с готовой одеждой, мужской и женской,
а другой нес кипу шалей, покрывал, кушаков и тюрбанов. Хозяин
дома предложил гостям выбрать себе одежду по вкусу, и Халаф
с Тимурташем взяли по кафтану и по тюрбану индийского полотна.
Они надели на себя выбранную одежду, парчовые халаты поверх
кафтанов, а Алмас нарядилась, как полагается знатной женщине.
Старик за все сполна уплатил приказчикам и отослал их. Потом
он пригласил гостей поужинать.
В мгновение ока был накрыт стол. На первое подали превосходную
шурпу, к которой полагалось еще два полных блюда осетровой икры.
Вся посуда была или фарфоровая, или из древесины сандала и алоэ.
Кубки бы ли сделаны из коралла, надушенного серой амброй.
Хан и его супруга, а также Халаф сели за стол вместе с хозяином
и отведали всех кушаний, которые им подавались. После шурпы
принесли паштет из антилопы и большое блюдо с пловом, в который
было накрошено три вида пернатой дичи; а затем - рыбу "циберика",
которая водится в Волге и известна как самая вкусная из обитающих
в этой реке; наконец, подали два блюда осетрины и жареную кобылью
ногу. Все это они залили тремя большими бутылями финиковой водки.
Хозяин размяк. Ему хотелось, чтобы и гости пришли в хорошее
расположение духа, но тщетно он пытался развеселить их! Старик
сказал:
- Что пользы вам так скорбеть об утрате нажитого вами добра?
Разве лишиться товаров - такое неслыханное несчастье? Торговцы
и путешественники ежедневно рискуют оказаться в вашем положении!
Меня и самого когда-то ограбили, и из-за этого я впал в нищету.
Хотите, я расскажу вам свою историю? Я думаю, мой опыт сослужит
вам когда-нибудь службу, и, кроме тоrо, я хотел бы оказать вам
доверие своим рассказом. Мне пришлось пострадать в жизни, и,
может быть, узнав о моих несчастьях, вы покорнее смиритесь со
своей долей.
И он велел прислуживающим за столом выйти.
|
