В 1998 году в пятнадцатом томе собрания сочинений писателя Гаяза Исхаки была переиздана его повесть «Вырождение двести лет спустя» («Ике йоз елдан сон инкыйраз»). Выход этого тома стал большим событием для всех тех, кто интересуется творчеством Г. Исхаки и немного знаком с историей так называемого «булгарского» вопроса. Но с сожалением можно констатировать, что для широких читательских кругов повесть «Вырождение двести лет спустя» так и осталась не доступной. Можно сослаться на трудности возникающие при чтении в оригинале этого произведения: «архаический» язык, обилие этнографических деталей, парадоксальность описываемых событий и самое главное – национальная самоидентификация главных героев.

Разрабатывая программу новой книжной серии «Антология булгарской литературы XIX – XXI веков» мы решили открыть ее изданием в одном переплете русского перевода повести Гаяза Искахи «Вырождение двести лет спустя» и текста арабо-графического издания этой книги увидевшего свет в казанской типографии И. Н. Харитонова в 1904 году.

Чтобы читателю был понятен наш интерес к этому произведению обратимся к  биографии его автора.

Мухаммед Гаяз Исхаки родился 10 февраля 1878 года в деревне Яуширма Чистопольского уезда Казанской губернии в семье муллы. Прошел через традиционные национальные школы - сначала в родном ауле, потом в медресе Чистополя, наконец, в одном из самых известных медресе Казани – «Куль буе». Значительным событием в жизни Исхаки было поступление в Татарскую учительскую школу (1898 г.), где он знакомится с произведениями русской литературы и вообще с феноменом русской и западной культур.

К концу XIX века относятся первые литературные опыты Исхаки - рассказы «В учении счастье», «Вышивальщица» и др. В них еще много назидательного тона, хотя реалии настоящей, а не «романной» жизни высвечены молодым автором очень верно. Для того периода назидательность, воспитательный аспект имели, впрочем, очевидное значение как творческий метод, использующий в качестве главного оружия противопоставление добра злу, счастья - несчастью, «хороших» персонажей – «порочным».

Повесть «Вырождение двести лет спустя», написанная в 1902 году (заключение - в 1903-м г.) и напечатанная после цензурной правки через два года, четко обозначила роль Гаяза Исхаки в казанской литературной жизни.

Жанровая новизна антиутопии Гаяза Исхаки вкупе с беспощадным языком привлекла к повести большое внимание современников. Джамал Валиди (1887-1938), Газиз Губайдуллин (1887-1937) и другие литераторы в своих рецензиях очень высоко оценили эту повесть. Хорошо отозвался об антиутопии Исхаки и известный тюрколог Николай Ашмарин (1870-1933). Габдулла Тукай (1886-1913), выдающийся мастер поэтического слова посвящает повести в 1907 году стихотворение под названием «Кто он?» «Кем ул?»), в котором характеризует Исхаки как человека совершившим настоящий переворот в булгарской литературе.

Повесть Исхаки пронизана духом радикализма, протеста против старых, обветшалых устоев жизни, невосприимчивости к новому, прогрессивному. Эту особенность нашего народа в начале ХХ века хорошо подметил и крупнейший булгарский просветитель и религиозный деятель Ризаэтдин Фахретдин (1859-1936), который в своей статье, вышедшей в юбилейном сборнике «Марджани» (1915 г.) о том, что большинство людей противится новому в силу того, что они слишком консервативны и просто опасаются каких-либо перемен, грозящих поколебать привычный образ жизни.

Стремление Гаяза Исхаки гиперболизировать отжившие, по его мнению, нормы общественной жизни и показать их во всей уродливости конечно, было вызвано не чем иным, как просто отчаянным, беспредельным желанием видеть свой народ в авангарде строительства нового, более разумного, логичного и справедливого мира. Чем горше лекарство, тем оно действеннее - вот девиз Исхаки.

Буквально через три года писатель Шакир Мухамедов (1865-1923), несомненно, под влиянием жесткого стиля повести Г. Исхаки напишет в одном из номеров журнала «Карчыга»: «Для того, чтобы пробудить кого-либо от забытья невежества, нужно ударить его побольнее каким-нибудь грубым и тяжелым предметом».

Через сто лет после выхода повести «Вырождение двести лет спустя» поражает, с какой точностью начинающий писатель дает диагностику общественных болезней, симптомы которых в самом начале ХХ века уже обозначились, но еще не проявились с достаточной силой. Исхаки пишет об общем кризисе нравственных принципов, служивших основой для повседневной жизни булгар. Он с горечью констатирует факт неверной интерпретации ислама местными теологами, а точнее, гегемонии буквы религиозных канонов над их духом.

В дальнейшем взгляды Исхаки на многие проблемы пережили неизбежную эволюцию, но заметим, что даже после февраля 1917 года он выступал за "культурно-национальную автономию" в рамках Российского государства, в то время как другая группа булгарских политических деятелей ратовала за федеративное устройство России (такой же точки зрения придерживался и Сардар Ваисов - руководитель "Фирка-и-наджия", первой булгарской политической организации, основанной в 1862 году Бахаэтдином Ваисзадэ аль-Булгари). Впрочем, в последующие годы Гаяз Исхаки стал исповедовать более радикальные взгляды, особенно это проявилось в эмиграции.

Повесть "Вырождение двести лет спустя" было первым опытом изображения национальной жизни в таком объеме вообще. Подобный глобальный подход, если уж называть вещи своими именами, оказался под силу лишь ему. Многие булгарские авторы в своих произведениях так или иначе писали о судьбах нации, о путях ее вывода на столбовую дорогу истории, о просвещенческих проблемах и т. д. Однако никто из них не смог подняться до уровня Гаяза Исхаки в том, что касалось критически важных сторон общественной жизни булгар, до его умения делать глубокие обобщения и восходить до высот столь масштабного взгляда на решение стоявших перед национальной элитой задач. И здесь мы подходим к одному из наиболее принципиальных вопросов, связанных с повестью "Вырождение двести лет спустя".

Удивительно, но исследования и комментарии современных авторов к повести содержат практически все в плане анализа общелитературных, языковых, сюжетных, методологических и других вопросов. Лишь одно постоянно ускользает из поля внимания как специалистов, так и дилетантов. И даже трудно сказать, проявляется ли в большей  степени здесь преднамеренность, тенденциозность или просто нежелание обострять "скользкую" тему. А она сводится к следующему: Гаяз Исхаки пишет в повести не просто о своем, так любимом им несмотря ни на что народе, а именно о булгарах. Между тем  литературные и окололитературные "спецы" со странным упорством говорят о том, что повесть посвящена "татарскому" (?!) народу. Но разве не Исхаки в двух местах (вступление и речь Джагфара) специально объясняет читателю, о чем, точнее, о ком идет речь в книге? Его основная мысль очевидна: наш народ - булгарский народ, а татары (под которыми Исхаки подразумевает монголов), придя в регион Волги и Урала и оставшись в меньшинстве, были ассимилированы и поглощены булгарами. И это - отправная точка. Зачем же тогда белое называть черным? Если ты не согласен с автором, критикуй его, обложи со всех сторон аргументами, назови "булгаристом" или каким-нибудь словом похлеще (когда-то Насретдин аль-Худжаши не стеснялся этого, даже несмотря на свою некомпетентность в истории. А может быть, в этом случае молчание - знак согласия? Тогда нужно и писать в соответствующем духе. Ведь Гаяз Исхаки отнюдь не относится к разряду "неприкасаемых".

Но нет, молчание вовсе не означает согласия "исхаковедов". В лучшем случае это хорошая мина при плохой игре, в худшем - раздраженное молчание, молчание со стиснутыми зубами. Выступить против "столпа" национальной культуры не хватает смелости, вот притвориться очень удобно. Книга - о татарском народе, а что там пишет автор о каких-то "булгарах" - неважно. У вас есть возражения? Ах, нет? Ну, тогда просто читайте книгу и не обращайте внимания на смущающий и озадачивающий этноним. Сумятицы в умах нам не нужно. Да это было бы просто подло в условиях, когда мы все объединяемся вокруг идеи "золотоордынских корней". Ну, была блажь у Исхаки, да нам-то что с того? Забудьте, ничего не было... Примерно так рассуждает сегодня большинство "исхаковедов", но, конечно, написать об этом открыто они как бы поделикатнее сказать... стесняются.

 

… Мухаммед-Гаяз Исхахи многое пережил за свою беспокойную жизнь. Тюрьмы и ссылки (особенно в далекой архангельской Мезени) не могли, естественно, поколебать волю к борьбе у этого человека. Лишь в 1913 году он был освобожден по амнистии в связи с 300-летним юбилеем царского дома Романовых, но без права проживания в Казани и ее окрестностях. Далее мы видим Исхаки в Петербурге, где он издает газету "Иль" («Страна»), а после закрытия ее перебирается в Москву и возобновляет выпуск газеты, но уже с другим названием - "Сюз" («Слово»).

После февральской революции 1917 года писатель активно включается в политическую жизнь мусульман России и назначается руководителем департамента внешних дел Милли Идаре. Как эсер, Исхаки не принимает октябрьский переворот и навсегда покидает отчизну. Кочевая жизнь становится его спутником: Северный Китай (Харбин), Берлин, Париж, Варшава ...

В Варшаве он встречается со своим старым товарищем по ссылке Юзефом Пилсудским, главой независимой Польши. Издает газеты "Милли юл" ("Путь нации"), "Милли байрак" ("Национальное знамя"), по-прежнему занят литературным творчеством. Большой резонанс имела его брошюра "Идель-Урал", изданная на булгарском, русском, французском, японском и польском языках.

...После вторжения германских войск в Польшу (сентябрь 1939 г.) Исхаки был вынужден уехать из страны и перебраться в Турцию. Там ему суждено будет прожить остаток жизни. Сначала Исхаки-Иделле (согласно турецкому закону, принятому при Ататюрке, все граждане страны обязаны были иметь фамилии по европейскому образцу) живет в Стамбуле, потом переезжает в столицу ― Анкару.

До конца своих дней он лелеет в сердце одну мечту - увидеть свой народ свободным. В последние годы ведет переписку с соплеменниками из других стран, в частности, Финляндии. В одном из писем, которое он назвал «Духовным завещанием», Исхаки обращается к юной девушке Хамиде из Тампере. В письме содержатся размышления писателя о судьбе тюркского мира, истории тюркских народов и перспективах их развития.

И вот что пишет классик булгарской литературы о своей нации: "Обратимся теперь к нашему, т. е. волжско-уральскому народу. Кто это - тюрки или татары? В V веке нашей эры в Поволжье основываются Булгарское и Хазарское государства. Все их население - тюркское. В тот период эти государства играли чрезвычайно большую роль в торговых отношениях между Европой и Китаем, сохранении мира в регионе. Около восьми веков [Булгарское государство] развивается совершенно самостоятельно. В 992 году его население принимает Ислам. Народ этого государства - булгары, говорившие на тюркском языке. В первой четверти XIII века в Поволжье вторглись двадцать туменов из войска Чингиз [хана] и присоединили Булгарию к Монгольскому государству. Большинство воинов из этих туменов остались в Поволжье. Восемнадцать туменов из двадцати были сформированы из разноплеменных тюрков, а два составляли монголы, называвшиеся татарами. Поскольку и Чингиз [хан], и его знать также носили имя татар, русские распространили его на всех [тюрков] пришедших [на Волгу]. В подражание русским нас стали называть татарами и европейцы. Однако два тумена татар очень быстро растворились среди тюрок, потеряв свой язык и религию, и стали мусульманами. Из этого и без всех объяснений очевидно, в какой мере мы тюрки и до какой степени татары. Народ, населяющий Поволжье и Приуралье, - тюркский народ. Конечно, у нас есть небольшой процент монгольской, калмыцкой, финно-угорской и русской крови. Но подавляющее большинство народа, и причем наиболее цивилизованное большинство, всегда составляли булгар ...".

Этот отрывок из "Духовного завещания" Исхаки булгарской молодежи очень красноречив. Автор неизменно верит в лучшее будущее своего народа, как верил он в него и в дни, когда, раздираемый неизбывной душевной болью, писал свою утопическую повесть. И тогда, и в 1954 году, незадолго до смерти, он неизменно оставался одинаково верен своему идеалу, своим принципам, своей борьбе.

...Сбылись ли предсказания Исхаки, изложенные им в "Вырождении двести лет спустя"? И да и нет. Испытания, выпавшие на долю булгарского народа за прошедшее столетие были неимоверно тяжелы, но он держался, держался из последних сил даже в годы, когда уже ничто не могло внушить оптимизм. Многие пали духом, еще большее количество булгар смирилось или вынуждено было смириться ― но нет, народ с такой историей с таким фантастическим духовным потенциалом не имел права покидать арену истории. И он не покинул ее. А антиутопия Мухаммед-Гаяза Исхаки при всех громадных изменениях мировой и национальной жизни по-прежнему остается тем воззванием, обращением, предупреждением, наконец, программным заявлением, о котором мы никогда не должны забывать.

Рашид Кадыров